[9L67]

03.01.2011 в 13:24

Пишет свенгали:

Пейринг: Гарри Поттер/Драко Малфой
Рейтинг: NC-17
Жанр: романс/юмор
Краткое содержание: нелегкое это занятие – поиск спутника жизни.
Вежливый отказ: традиционный – все не мое, все чужое. В ходе написания этого фика, помимо Роулинг и ее героев, пострадали также Стивен Кинг и Олег Газманов.

Подперши кулачком подбородок, Гермиона жалостливо наблюдала, как Гарри уплетает рагу.

— Как у тебя дела?

— Нормально, — прочавкал Гарри.

— А как работа?

— Нормально.

— А что с личной жизнью?

— Нормально.

— Сегодня ты на удивление разговорчив. Знаешь, — Гермиона поднялась, чтобы положить Гарри добавки, — тебе непременно нужно обзавестись спутницей жизни.

— Это ты про Джинни, что ли? – Гарри нахмурился.

— Хотя бы и про Джинни, — с раздражением ответила Гермиона. – Чем она тебе нехороша? Хотя я говорила вообще: человек не должен жить один.

— Почему? – Гарри коркой подчистил соус с тарелки и отправил корку в рот.

Гермиона поморщилась.

— Твоя беда в том, что ты никогда ни о чем не думаешь. Вот состаришься — стакан воды тебе некому будет подать.

— Я не пью воду, — Гарри поглядел с намеком.

— Плохо, — сурово отвечала Гермиона. – Алкоголизм — серьезная и опасная болезнь.

— Бутылка пива после тяжелого дня – это алкоголизм?! – возмутился Гарри.

— Это первый шаг на пути к нему, — не пошла на попятный Гермиона. – Ты неважно выглядишь в последнее время.

— Я устаю, — отбивался Гарри. – Слишком много работы.

— Слишком много спиртного и девиц, — обличила его Гермиона.

— Неправда! – возмутился Гарри. – Насчет выпивки — признаю, виновен. Но девицы – это клевета.

Гермиона прищурилась. Она не владела легилименцией, однако ложь распознавала безошибочно. Ей было на ком тренироваться: Рон неожиданно обнаружил в себе талант незаурядного вруна.

Гарри бестрепетно встретил ее взгляд. Он говорил правду: девицы исчезли из его жизни, как только он обнаружил, что предпочитает мужчин. Вопрос комфорта: мужчина не погонит тебя бриться в шесть утра, потому что укололся щетиной. Он сам кого хочешь уколет. Запах пива и разговоры о квиддиче его не раздражают, а что касается секса… что ж, по прошествии некоторого времени и в этом обнаружилась особая приятность.

— Нет, Гермиона, я уже не женюсь, — сказал Гарри, добавив в голос приемлемую дозу грусти. – Рон тебя перехватил, а больше мне никто не нужен.

— Не валяй дурака, — фыркнула Гермиона, однако лед в ее глазах растаял, как снега Килиманджаро.

— У тебя нет ничего такого — горло промочить? – осмелел Гарри.

— Чай.

— А покрепче?

Гермиона поджала губы.

— Вино, — неохотно сказала она. — Сухое красное вино. Пожалуй, полбокала тебе не повредит. Полезно для кровообращения. Ты пей, а я пойду переоденусь. Рон будет с минуты на минуту.

Гарри отхлебнул терпкой жидкости и скривился.

— Хоть бы сахара добавили, жмоты… Привет, Рон.

— Гарри! Неужели эти ба… эти женщины и до тебя добрались?

— Как видишь, — Гарри развел руками, демонстрируя парадную мантию. – Мне нечем заняться сегодняшним вечером. Дай, думаю, схожу, полюбуюсь на твою племянницу. Мне все равно, а дамам приятно.

— Племянницы, — вздохнул Рон. – Вечно у них что-то происходит: то день рождения, то в школу поступили, то, как сейчас, первый зуб прорезался. Гарри, вот скажи: зачем человеку столько племянниц?

— Это вопрос неоднозначный, — Гарри с усилием допил вино, — даже можно сказать – философский. Тут все дело в геометрической прогрессии, понимаешь?

— В чем?

— Спроси Гермиону, она тебе объяснит.

— Мерлин меня упаси о чем-нибудь ее спрашивать, — мрачно ответил Рон. – Как начнет отвечать, так на всю ночь: бла-бла, бла-бла, и ведь ничего в простоте не скажет; употребит хоть одно слово короче, чем в три слога — потом ходит сама не своя.

— Рон, я тебя не узнаю, — удивился Гарри. – Где твой оптимизм?

— В другой жизни, — печально ответил Рон. – Умер и похоронен. Тихо, вот она идет. Гермиона, ты просто красотка!

— Клеопатра, — подтвердил Гарри.

— Рон, тебе бы тоже не помешало переодеться, — Гермиона разгладила складки мантии и слегка улыбнулась.

— Зачем? Мы же не на прием в посольство идем, — заартачился Рон. – Семейный праздник, все свои…

— Флер, — объяснила Гермиона. – Все свои и Флер. Не выношу, когда она смотрит эдаким презрительно-снисходительным взглядом – мол, выглядишь ты так, словно кот принес тебя в зубах с помойки, ну да что с тебя взять?

— Верно, — Рон скис. – Бодрись, Гарри, вечер обещает быть забавным.

— Это твои родственники, — сухо напомнила Гермиона. – Ты ведь об этом не забыл?

— Спасибо, что напомнила, — не менее сухо отозвался Рон.

— Стакан воды, говоришь, некому будет подать? – пробормотал Гарри. – Ну-ну.



Апартаменты четы Уизли располагались в новом, прекрасно спланированном и безумно дорогом доме. Флер любила роскошь. Наверное, у Билла тоже были какие-то свои вкусы, но о них никто не знал.

— Как мило, что ты нашел минутку заглянуть к нам, Га’и, — проговорила Флер, пожимая ему руку повыше локтя. – Хотя тебе, конечно же, совсем неинте’есно смот’еть на малышку – не от’ицай, мужчины ‘авнодушны к младенцам, это но’мально. Вп’очем, полагаю, ты найдешь, чем заняться.

Она указала подбородком в сторону Джинни, оживленно беседующей с Шеклболтом, и удалилась, шурша розовым шифоном. Джинни что-то сказала своему спутнику и подошла к Гарри.

— Привет! Рада тебя видеть.

— Взаимно, — Гарри проводил взглядом Флер. – Чудное платье.

— У меня или у нее? – отрывисто спросила Джинни.

— У тебя, — Гарри широко улыбнулся. – И у нее.

— Не такая уж она и красивая, — заметила Джинни,

— Зато какой шарм, — Гарри пригубил шампанского и поморщился. – И сюда сахару не доложили!

— Сахару в ней больше, чем нужно, — бросила Джинни сквозь зубы. — Еще и раздобрела после родов.

— Округлилась, — поправил Гарри, начинающий получать удовольствие от разговора. – Ей идет.

– Ты полагаешь? – протянула слегка обескураженная Джинни, однако тут же снова обрела форму. – Как у тебя дела?

— Прекрасно. А ты как? Выглядишь цветущей. Ты здесь одна?

— Я с Кингсли, — в глазах Джинни загорелся опасный огонек. – Я не хожу одна на вечеринки.

— Какая же это вечеринка? Все свои.

— И Флер.

— Забавно. Полчаса назад то же самое сказала Гермиона, слово в слово.

— Да, уж Гермиона-то понимает, что к чему — в отличие от Рона. У мужчин мозги отключаются, как только они завидят эту пышногрудую змею.

Увы, Гарри не слушал и не смог оценить красоту эпитета. Внезапная мысль озарила его ум, как молния – ночное небо.

— Стакан воды, — пробормотал он. – Стакан воды.

Зачем дожидаться старости? Нужно устроить испытание: тот, кто принесет ему воды сейчас, когда Гарри бодр и полон сил, уж точно не откажет в этой услуге Гарри дряхлому и немощному.

— Что ты там шепчешь? – осведомилась Джинни.

Гарри внимательно посмотрел на нее.

— Ты не принесешь мне воды?

— Зачем?

— Эээ… чтобы ее выпить.

Джинни опешила, но лишь на краткое мгновение.

— За кого ты меня принимаешь, Гарри Поттер?! За домового эльфа? Или у вашего величества ноги отказали?

— Я просто…

— Нет, Гарри, это уж слишком! Даже Малфой так себя не вел!

— Ты не поняла, я…

— Что такое? – Флер тут же очутилась рядом. — Что случилось?

— Гарри просит меня сходить за водой, — раздраженно сообщила Джинни.

— Но для чего тебе вода, мой милый? Пей шампанское. Настоящее шампанское, из Ф’анции, не какая-нибудь фальшивка.

— Спасибо, — Гарри с вздохом принял из рук Флер очередной бокал невкусного шампанского.

Он бы предпочел фальшивку этой кислятине.

Джинни развернулась на каблуках и удалилась, гордо вскинув голову.

— Вы поссо’ились?

— Ну, — Гарри стыдливо отвел глаза от щедрого декольте и огляделся в поисках подходящего предмета для беседы.

Взгляд его упал на корзину с цветами, стоявшую на столике рядом с ними.

— Орхидеи, — указал наблюдательный Гарри. – Красивые.

— П’авда, п’елесть? Это пода’ил Д’ако Малфой. Сам он, конечно, не п’ишел, — тут Флер надула губки и скептически оглядела гостиную, набитую Уизли, — но п’ислал цветы и маленький п’езент. Очень мило с его сто’оны.

— Что у тебя общего с этим хорь… этим типом?

— Мы вместе ‘аботаем, — удивилась Флер. – Ты не знал?

— Сочувствую, — буркнул Гарри.

— По-моему, он – душка, — проворковала Флер.

— А по-моему, он – крокодил. Завидев такую душку, нужно срочно бежать за лицензией на отстрел.

— Я бы так не сказала, — холодно бросила Флер.

— А я бы сказал, — не сдался Гарри. – Вот и Джинни он тоже не нравится, а она людей чувствует.

— О, Джинни! – Флер театрально вскинула брови. – Да, на людей у нее le flair*. Неда’ом она завела ‘оман с Волдемо’том.

— Флер, Артур объелся шоколадом и его тошнит, — Билл дружелюбно улыбнулся. – Прости, Гарри, за детьми не уследишь. О чем беседуем?

— Об этих п’елестных цветочках, — Флер ослепительно улыбнулась.

— Ты – мой цветочек, — Билл обнял жену за царственные плечи.

Если бы у Гарри было менее мрачное настроение, он бы залюбовался парочкой. Вместо этого он пробурчал себе под нос: «Вот еще, нежности», и потянулся за бутылкой.

— Гарри, — появившаяся как из-под ковра Гермиона перехватила его руку. – Пойди, поздоровайся с Барбарой.

Не слушая жалкого лепета Гарри, не желавшего расставаться с шампанским, пусть даже и кислым, ради очередного нежелательного знакомства, Гермиона подхватила его под руку и повлекла навстречу мясистой девице с пухлыми щеками.

Гарри побледнел и рванулся, но тщетно.

— Вот она, — Гермиона отодвинула девицу в сторону и наклонилась над увитой розовыми лентами колыбелью. – Гарри! Погляди, какая у нас Барбара!

Гарри поглядел. Ничего себе Барбара. Слишком молода, чтобы строить матримониальные планы. Приятно все же пообщаться с особой, которая не думает, как бы затащить тебя под венец.

— Джинни!

Гарри вздрогнул. Гермиона тем временем энергично махала рукой, подзывая невестку.

— Послушай, — начала Гарри, но было поздно: Джинни сменила курс и двигалась к ним, волоча на буксире Шеклболта.

— Какая у тебя славная племянница, — бодро сказала Гермиона.

— Маленькая такая, — подтвердил Гарри.

Все дружно склонились над колыбелью, оценивая размеры и степень привлекательности виновницы торжества. Девочка вытаращилась на нависшие над ней гигантские фигуры и скривила губки.

— У-тю-тю, — Шеклболт сделал ей «козу».

Барбара поглядела на шевелящиеся перед ее носом толстые пальцы, открыла розовый, как у котенка, ротишко и заревела басом. Гости в панике шарахнулись от колыбели.

— Что такое, моя малышка? Почему Бэби плачет?

Флер отстранила Гермиону и взяла дочку на руки. Артур-младший, цеплявшийся за подол шифонового платья, сунул палец в рот и уставился на рыдающую сестру с недоумением.

— Не надо плакать. Хо’ошие девочки не плачут п’и гостях, это невежливо, — ворковала Флер.

Барбара загукала и замахала в воздухе кулачками, давая понять, что она думает о гостях, смущающих ее невинный сон.

— Тетя Джинни, — Артур-младший дернул Джинни за руку. – Можно мне мандарин?

— Не называй меня «тетей», несносный ребенок, — сердито сказала Джинни, подавая ему вожделенный фрукт.

— Это об’ащение ужасно ста’ит, не так ли? – спросила Флер с притворным сочувствием в голосе.

— Почти так же, как «мама», — отпарировала Джинни.

— Я не воз’ажаю, чтобы меня называли «мамой», — Флер прижалась щекой к щечке Барбары. – Бэби, когда ты назовешь меня мамой, я буду очень-очень счастлива.

— Посмотрим, что ты запоешь, когда ей стукнет восемнадцать, а ты всем будешь рассказывать, будто тебе еще и тридцати нет, — буркнула Джинни себе под нос.

Гарри с сожалением отметил, что ей недостает объективности. Впрочем, он тут же признал, что объективность – качество редкое. Из всех его знакомцев им обладал только Люпин да еще, пожалуй, Гермиона.

«Я и сам не особенно терпим», — признался он себе в порыве откровенности.

После пятого бокала шампанского его взгляд заволокся приятной золотистой дымкой. Люди начали казаться ему милыми существами, не лишенными недостатков, а впрочем – братьями и сестрами, которых нужно любить и которым нужно прощать.

Шампанское всегда настраивало Гарри на мирный лад, и даже крепкий толчок в спину, от которого он едва не влетел в столик с напитками, не выбил его из состояния благодушия. Он не выхватил палочку и не заорал: «Avada Kedavra!». Он всего лишь неторопливо обернулся, готовясь поведать неизвестному много новой, занимательной информации о его внешности и манере передвигаться.

— Извините, — виновато сказал неуклюжий пришелец. – О, Гарри! Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Привет, Рем, — Гарри мигом простил толчок. — Только-только о тебе вспоминал. Богатым будешь.

— Это вряд ли… милая малышка, как тебе кажется?

— Мне кажется, все они на одно лицо, будто китайские болванчики, — признался Гарри, — только Флер об этом не рассказывай. А где Тонкс? Я думал, вы вместе придете – если вообще придете.

— Ее неожиданно отправили в командировку.

— А. Вот почему ты в старой одежде.

Ремус смущенно оглядел себя.

— Я плохо выгляжу? Я бы переоделся, но эта мантия такая удобная. Когда вещь долго носишь, она принимает форму тела — нигде не жмет, не давит — а в новом я как-то неуютно себя чувствую.

— Можешь ничего не объяснять. Все знают, что ты предпочитаешь носить вещи, пока они на тебе не развалятся.

— Не преувеличивай, — с неудовольствием произнес Люпин.

— Я не преувеличиваю, — объяснил Гарри. – Я говорю правду. Я всегда говорю правду – я же гриффиндорец.

— Мне неоднократно приходилось задумываться, тот ли я выбрал факультет, — кисло отозвался Люпин.

— А куда бы ты предпочел попасть? В Хаффлпафф?

Слова вылетели изо рта Гарри прежде, чем он успел сообразить, что именно сказал.

— Рем, прости, пожалуйста. Я не имел в виду, что ты мямля… то есть, я имел в виду… в общем, ты просто обязан был попасть в Гриффиндор. Ты для него создан.

— Можешь не извиняться, — Люпин слабо улыбнулся. – Я не до такой степени неуверен в себе, чтобы впасть в депрессию из-за необдуманного слова. Я ведь общался с Сириусом и не покончил жизнь самоубийством.

— Что ты пьешь? – поспешил перевести разговор в безопасное русло Гарри.

— Ром; кстати, очень хороший. Флер разбирается в спиртном, да и вообще в зельях – не зря она выбрала такую работу.

— Не могу ее представить выколупывающей глаза тритонам.

— Для этого есть технический персонал, — Люпин тихонько фыркнул. Должно быть, картинка позабавила и его. – Северус развернулся, ничего не скажешь.

— Он до сих пор варит для тебя Волчье зелье?

— Да, и бесплатно. Знаешь, кто его уговорил?

— Призрак Альбуса?

— Нет, Нимфадора.

— Как это ей удалось? – удивился Гарри, отставляя бокал с недопитым шампанским и наливая себя рома. – Ух, крепкий! Жаль, что она не смогла прийти.

Люпин промычал что-то неразборчивое.

— Соскучился по ней?

— Она всего день как уехала. И завтра будет дома.

— А ты как будто этому не рад? — осторожно спросил Гарри.

— По возвращении Нимфадора собирается сделать генеральную уборку. Давно планировала и вот, наконец, решилась. Я уже знаю, как это будет: она станет повсюду сеять разрушение, пока дом не начнет выглядеть, как последний оплот Волдеморта на утро после штурма. Потом мы отправимся в больницу – генеральная уборка в исполнении Тонкс всегда заканчивается бытовой травмой. После чего я вернусь домой, починю все, что сумею, и выброшу все, чего не сумею починить. А затем уж доделаю уборку сам.

— Я пришлю тебе Добби, — только и сумел выговорить потрясенный Гарри.

— Спасибо, — с чувством сказал Ремус, — ты настоящий друг.

— А еще, — прибавил он, помолчав, — Нимфадора ведет меня к консультанту. Он расскажет мне, как грамотно подготовиться к переходному периоду.

— Ты куда-то собирался переходить?

— Надеюсь, не в мир иной, — мрачно ответил Люпин. – Нимфадора считает, что старость нужно встречать во всеоружии.

— Рано вы начали. Тебе до старости лет десять еще осталось, — проявил великодушие Гарри.

— Вот все десять лет и буду готовиться. А консультант мне будет помогать.

— Ты сам-то этого хотел?

— Нет, но Нимфадора настояла.

Человек неделикатный мог бы воскликнуть: «Ну, ты и попал». Гарри ограничился тем, что заметил:

— Ты чересчур добросердечен, Рем. Добрые чувства часто путают с бесхарактерностью.

— С этим ничего не поделаешь, — Люпин слегка улыбнулся. – Видно, так уж мне на роду написано.

Сказать, что Гарри испытывал жалость – значит, ничего не сказать. Конечно, он не считал Ремуса роскошным подарком судьбы, но бросать человека, даже не попытавшись выручить его из беды, было не в его привычках. Гарри был прирожденным освободителем.

«Дай ему шанс», — шепнул внутренний голос, дыхнув перегаром, а разум пискнул: «И надейся, что он им не воспользуется».

— Ремус, ты не принесешь мне воды?

Гарри затаил дыхание.

— Разумеется, — рассеянно ответил Люпин, и сердце Гарри плюхнулось в желудок. – Знаешь, хорошо побыть иногда в мужской компании. Женщины… они замечательные создания… тонкие натуры, чувствительные и все такое, но как начнут говорить…

— Бла-бла, бла-бла – и так всю ночь, — вспомнил Гарри.

— А ты откуда знаешь? – изумился Люпин. – Ты же не женат!

— Просветили добрые люди, — Гарри задумался (с ним это случалось, что бы там ни говорила Гермиона). – Ремус, скажи честно, если бы ты мог провидеть будущее, ты бы женился на Тонкс?

Люпин замялся.

— Она слишком хороша для меня, — пробормотал он. – Я ее недостоин.

— Ясно, — Гарри вздохнул. – Так вот, насчет воды – ты бы не мог…

— Да, конечно… Если бы она прочла хоть одну книжку, — Люпин, сгорбившись, глядел в окно. Кудряшки на лбу уныло обвисли. – Хотя бы дамский роман. Нет, ей не до книг. Нимфадора – человек действия, и ей хочется, чтобы ее муж тоже действовал, чего-то добивался, в общем — суетился. А я не такой. Я – тюфяк.

— Это она тебе сказала?! – с негодованием воскликнул Гарри.

— Нет, что ты. Она хорошая, Гарри, она никогда этого не скажет. Но она так думает, я это чувствую.

— Ремус, а вода…

— Да, Гарри, сейчас. И знаешь, мне начинает казаться, что со мной действительно не все в порядке. То есть, я давно об этом подозревал, но теперь убедился окончательно. Я не о своей болезни, а о характере. Кстати, зачем тебе вода? Пей ром, Гарри. Он действительно превосходный — даже Гермионе понравился. Какая все-таки умная женщина – Гермиона. Приходила недавно в гости. Тонкс опрокинула на себя кипящий чайник, и мне пришлось отвезти ее в Святого Мунго. Гермиона мне помогла, а потом мы с ней так хорошо поговорили о жизни, о книгах. Да, очень славная, спокойная такая. И красивая к тому же. Повезло Рону.

— С чем мне повезло? – бодро спросил Рон, присоединяясь к их компании.

— С женой, — охотно объяснил Люпин. – Тебе можно только позавидовать.

— Я сам себе завидую, — отозвался Рон, но голос его прозвучал как-то неубедительно. – Из-за чего ты поругался с Джинни, приятель? Она зла, как голодная хвосторога.

— У тебя неверные сведения. Процесс был односторонним: она меня ругала, а я пытался оправдаться. А причиной всему – обычное недоразумение. Взяла себе в голову, понимаешь ли, что я принял ее за домового эльфа!

— Это и вправду оскорбление, если учесть, какие у Флер с Биллом эльфы.

— У них есть домовики? – удивился Гарри. – Ни одного не видел.

— Флер велела им не показываться, — Рон фыркнул. – Она приобрела их в Египте, на местном невольничьем рынке, сразу пятерых по дешевке. По-английски они не бум-бум, зато преданные, как собаки. Их почти купил магрибский колдун, чтобы принести в жертву во время какого-то ритуала, но тут на рынок занесло Флер, и она перебила цену. Одно плохо – уж очень они страшны. Волдеморт бы обделался, такое увидев. Билл теперь сам готовит себе чай; говорит, что у него полчаса руки трясутся после того, как повстречается с эдакой головешкой.

— А что же Флер?

— В смысле?

— Ну как же, это ведь обязанность жены — подавать мужу чай.

Рон и Ремус переглянулись. Рон расхохотался, а Люпин грустно сказал:

— Гарри, таких женщин уже не делают. Разучились. Привыкай к мысли, что ты сам будешь подавать своей жене чай. А если тебе попадется супруга с характером – то и шлепанцы.

— Ничего себе, перспектива, — Гарри задумчиво поглядел в бокал. – Не думал, что женитьба требует таких жертв. Стоит ли игра свеч?

— Конечно! – хором ответили Рон и Люпин.

— Не вижу логики.

— Одинокая жизнь пуста и бессмысленна. Непременно должен быть человек, рядом с которым хочется просыпаться, — пояснил Ремус.

— А если человек окажется таков, что рядом с ним вообще просыпаться не захочется?

— Существует определенный риск, — признал Люпин. – Но какова альтернатива? Разве что жить с самим собой – с единственным человеком, который сам вечно недоволен и в тебе вызывает недовольство.

— Я собой доволен, — возразил Гарри.

— Ты уверен? В твоей жизни не бывает моментов, когда все идет не так, но не у кого просить утешения и…

— Не на кого свалить вину, — Рон всхрапнул. – Ты что, не знаешь, для чего люди женятся? Чтобы иметь возможность сказать: «Только подумай, кем бы я мог стать, если бы не потратил на тебя лучшие годы!»

— Рон! – укоризненно сказал Ремус. – Какую чушь ты несешь.

— Да ладно, — отмахнулся Рон. – Я же пошутил. Я счастлив в браке, ты счастлив в браке, и нашему Гарри мы желаем того же. Отсиживается, понимаете ли…

— Эээ… приятно, наверное, чувствовать себя добропорядочным семьянином, — Гарри испытующе взглянул на друга.

— Умеешь ты ударить в больное место, — хихикнул Рон. – Добропорядочный семьянин, надо же. Но в общем, ты прав — действительно приятно. Если не обращать внимания на некоторые моменты.

— Да, — подхватил Ремус, — с Нимфадорой бывает очень уютно – главное не забыться, и не назвать ее по имени.

— С Гермионой тоже – только не надо задавать ей вопросов на отвлеченные темы. Если уметь обращаться с женщинами, все будет хорошо.

— Ведь, в сущности, они желают нам только добра, и, даже если придираются, то лишь потому, что хотят, чтобы мы избавились от своих недостатков.

— Вот именно, — Рон прикончил содержимое бокала и потянулся за бутылкой. — У них вообще всегда наилучшие намерения.

— Это самое худшее, что только можно сказать о человеке, — заметил Гарри.

Люпин и Рон глубокомысленно помолчали.

— Вот вам жизнь, — Гарри отставил бокал и сделал три глубоких вдоха, ожидая, пока туман перед глазами не рассеется, — мистерия противоречий. Пожалуй, пора уходить. Где Флер? Мне нужно с ней попрощаться.

— Пойдем вместе, — вызвался Рон. – Я хочу проветриться.

— А Гермиона против не будет?

Рон агрессивно выпятил подбородок.

— Я — глава семьи! Я решаю, куда мне идти, когда и с кем!

— Рон? Почему ты шумишь?

— Гермиона, солнышко мое, — заюлил Рон. – Гарри хочет прогуляться и просил меня его проводить.

— Да, — подтвердил не слишком довольный Гарри, — ты не возражаешь?

Гермиона бросила на Рона подозрительный взгляд.

— С каких это пор Гарри нуждается в провожатых? И кто, спрашивается, проводит меня?!

— Гермиона, я был бы счастлив предложить вам свои услуги, — вмешался Люпин.

— Хорошо, — Гермиона лучезарно улыбнулась Ремусу, а затем сверкнула глазами в сторону мужа. – А ты придешь трезвым – или останешься ночевать в саду.

— Конечно, дорогая, — смиренно ответил Рон.

— Ух, вырвались! – воскликнул он четверть часа спустя, когда они распрощались с гостеприимными, но утомленными хозяевами и вывалились на улицу. — Ну что, выпьем по стаканчику?

— Хорошая мысль, — одобрил Гарри. – В «Три метлы»?

— Нет. Я покажу тебе одно классное заведеньице. «Зеленый Фестрал» называется.

— Диковинные же названия придумывают владельцы пабов! Интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел зеленого фестрала?

— Выпей огневиски, которое здесь подают, и увидишь.

— Нет, я буду только пиво, — отказался Гарри. – Я и так уже дошел до кондиции.

— Пиво так пиво, — не стал спорить Рон.

Полумрак в таверне рассеивал свет фонарей, свисавших с вбитых в стену крюков. Пахло в «Зеленом фестрале» отнюдь не розами – скорее, навозом.

Рон протащил Гарри в дальний конец помещения, усадил за заляпанный столик и заказал пива неторопливой грузной официантке в остроконечном колпаке, надвинутом на глаза.

Первую кружку выпили в молчании, к третьей Рон разговорился.

— Слушай, приятель, — он качнулся к Гарри и взял его за пуговицу, — ты собираешься жениться на Джинни?

— Она за меня не пойдет.

— Ты сначала предложи.

— Ннн… она меня не любит.

— Уверен?

— Да, — Гарри решительно кивнул и едва не впечатался лицом в стол. – Воды мне принести отказалась… Не любит, факт.

— Любовь, — из груди Рона вырвался горький смех. – Кто говорит о любви? Я говорю о женитьбе.

Он махнул рукой, подзывая официантку.

— А как же…. – Гарри нахмурился, пытаясь сосредоточиться. Перед глазами все плыло. – Нет, так нельзя. Вот вы с Гермионой – вы ведь друг друга любите.

— Не знаю, — Рон запустил руку в шевелюру и начал размеренно покачиваться. – Она смотрит на меня, как будто жалеет. Вот… была бы она попроще, здорово бы было. А что это за фокус с водой?

— Фокус? – Гарри сглотнул. Гремучий коктейль из вина и рома пытался вырваться наружу, и Гарри уже начал сомневаться, что сумеет его в себе удержать. – Ага. Фокус.

Он поглядел в мутные роновы глаза. Глаз оказалось почему-то четыре, но сейчас, когда решалась судьба Гарри, ему некогда было задумываться о подобных пустяках.

— Рон, ты можешь принести мне стакан воды?

Прежде чем последнее слово сорвалось с его губ, Гарри уже понял, что совершил ужасную ошибку. «Зачем я это сделал?» — мелькнула паническая мысль.

Гарри замер. Рон секунду глядел на него непонимающим взглядом.

— Ты, дружище, что-то не то сказал, — произнес он наконец, выговаривая каждое слово с пьяной отчетливостью.

— Точно, — согласился Гарри, облегченно выдохнув.

— Вода – это гадость, — продолжал Рон. – Вода… кому нужна вода? Разве только помыться. Вот, держи.

Гарри опрокинул в рот предложенный напиток и поперхнулся.

— Не вересковый мед, определенно, — сказал он, откашлявшись.

— Огневиски. Высший класс, — подтвердил Рон. – Сшибает с ног почище «Ступефая».

После пятой рюмки взгляд Гарри застлала мутная буроватая пелена. Жизнь казалось нелепой ошибкой. Его окружали отвратительные люди, несущие невероятную чушь. Сейчас Гарри понимал профессора Снейпа – мир и вправду переполнен дебилами, которым даже креветка даст сто очков форы по части интеллекта.

Планктон, сурово сказал себе Гарри. Говорящий планктон. Увы, говорящий, – все посетители паба излагали свои планктонные взгляды. Вслух. Громким голосом.

Сначала Гарри слушал эту бредятину. Потом принялся возражать. Тема беседы и доводы, приводимые оппонентами в свою защиту, его не волновали – разве могут эти примитивы вообще выдать что-нибудь умное? Скорее всего, Гарри все сошло бы с рук, потому что никто никого не слушал, но он чересчур увлекся подробным описанием умственных и физических качеств собеседников. А чтобы до анализируемого субъекта наверняка дошло, Гарри брал его за воротник и подтаскивал к себе поближе.

Запахло дракой. К счастью, Рон, менее пьяный, чем остальные, вывел Гарри под локоть на свежий воздух и с невнятным: «Сходи, проветрись», придал товарищу необходимое ускорение посредством толчка между лопаток.

Туман плыл над мостовой. Молодой месяц тускло мерцал в маслянистых лужах. В некоторых лужах компанию ему составляли дохлые крысы.

Гарри зябко передернулся и аппарировал. Сомнения в разумности аппарации в таком состоянии его не посетили; сейчас он вообще соображал с трудом.

Дом, в котором Гарри снимал квартиру, назывался без затей – «Олимп».

«Скромненько и со вкусом», — сказал Гарри Ремусу. – «Нет, я не буду жить в склепе на Гриммо. Попробуйте свить там свое семейное гнездышко, Рем, но если что не так, не говорите, что я вас не предупреждал».

Трудностей молодожены не убоялись, и жалоб от них пока не поступало.

«Олимп» Гарри устраивал всем, кроме одного: в полном соответствии с названием, дом был оборудован очень крутыми лестницами, а вот лифтами строители пренебрегли. На третий этаж Гарри добрался практически ползком.

— Одна… вторая… или это третья? Нет, вторая… третья – моя. Allohomora! – Гарри направил палочку куда-то в сторону искомой двери.

Дверь поддалась неожиданно легко. Гарри по стенке пробрался в гостиную и оперся о спинку кресла. Проморгался. Из ниши напротив на него таращилась слепыми глазами статуя Афины.

— Черт возьми, обсчитался, — Гарри уставился в нишу.

Афина поглядела на него с невыразимым презрением.

— Простите, профессор Макгонагалл… нет, это не моя квартира.

Если бы он был дома, то увидел бы перекошенную неодобрением физиономию Гермеса.

Гарри закружил вокруг стола, пытаясь пробраться к выходу, пока хозяева не заметили вторжения. Однако мебель, очевидно, была зачарована таким образом, чтобы не выпускать из дома непрошеных гостей. Как Гарри не ухищрялся, на его пути неизменно оказывался стол. Гарри прищурился и замер на месте, покачиваясь.

Если притвориться спящим, а потом вдруг побежать, стол его выпустит, решил он.

Гарри открыл глаза и рванулся к дверям, но тут же запутался в кресле и рухнул на пол вместе с ним.

— Так-так, — раздался вкрадчивый голос. – Кто тут у нас?

— Это я, — ответил честный Гарри, преодолев искушение сказать: «Салазар Слизерин».

— Конечно, — промурлыкал голос. – Как я сразу не догадался? Всенародный любимец Гарри Поттер, кто же еще? Куда бы ты ни пошел, он повсюду. Распространяется, как гигантская плазма.

С криком отчаяния Гарри забился в осьминожьих объятиях кресла – человек против косной материи — и победил. Кресло отлетело в сторону, а Гарри принял сидячее положение, поправил очки и всмотрелся в человека, гостеприимством которого так неожиданно воспользовался. Изящный силуэт покачался у него перед глазами, раздвоился, вновь слился воедино, и…

— Нет, — вырвалось у Гарри. – Судьба не может быть так жестока. Из всех людей – именно ты!

— Скверно выглядишь, Поттер, — Малфой приятно улыбнулся.

«Гадко ухмыльнулся», — поправил себя Гарри.

Сам Драко выглядел превосходно. Одежду, которая была на нем, скроил и сшил портной с художественным вкусом Леонардо. В такой мантии даже хорек казался красавцем.

— Забавно, — проговорил Гарри, вспоминая, что недавно видел, как носильщики втаскивали вещи нового жильца.

«Каких только совпадений не случается», — подумал он. Голова закружилась, и Гарри прислонил ее к спинке опрокинутого кресла.

— Возможно, но мне не смешно, — напомнил Драко о своем существовании. – Что ты здесь делаешь, позволь узнать?

— Ошибся дверью, — пробормотал Гарри.

— Вот как. Ну что ж, теперь, когда ты осознал свою ошибку, почему бы тебе не подняться с пола и не уйти?

— Уйти?

— Да. Ползи в свою квартиру.

— В квартиру, — Гарри кивнул.

— Что, Поттер, последний ум потерял?

— Нет… я потерял очки, — Гарри прижался щекой к креслу.

— Вот они, у тебя на коленях. Где ты живешь?

— Там, — Гарри неопределенно помахал рукой в воздухе.

— Где – там? В «Аполлоне»? В «Артемиде»? Поттер!!!

Гарри не слышал. Он спал.



Пробуждение оказалось нелегким.

Гарри часто обзывали «бесчувственным бревном». Он всегда полагал такое определение несправедливым, а сегодня убедился в этом окончательно. Он был бревном чувствующим и мыслящим — бесконечно страдающим бревном. Спустя некоторое время он понял, что нужно превращаться в человека и осторожно открыл глаза.

Он лежал на полу, вместо подушки под головой помещалось перевернутое кресло. Обивка кресла была чистой и пахла не сигаретным дымом и пролитым пивом, а чем-то приятным, вроде духов. Значит, он был не дома.

— Где я? – простонал Гарри.

— С добрым утром, — приветствовал его невыносимо бодрый голос.

— Малфой? Какой ужас… наверное, я все еще сплю, и мне снится кошмар.

— Это вряд ли. Таким, как ты, кошмары не снятся — разве что перед тем, как забраться в постель, они увидят свое отражение в зеркале. Тебя, кажется, интересовало, где ты находишься?

— Ммм… — Гарри пощупал лоб.

Странно, но тернового венца на нем не оказалось.

— Ты в моей квартире. Я удовлетворил твое любопытство?

— Эээ…

— В качестве ответной любезности поведай – почему ты здесь?

— Меня немного разморило, — Гарри томно прикрыл глаза.

— Поставлю вопрос иначе: почему тебя разморило именно в моей гостиной? Не припомню, чтобы вывешивал на двери объявление: «Ночлежка».

— Склероз? – посочувствовал Гарри. – Наверняка на дверях что-то было. Просто так я бы сюда не зашел.

— Чтобы заманить тебя куда-нибудь, Поттер, достаточно запереть двери на все замки. Ты не сможешь равнодушно пройти мимо. У тебя задатки домушника.

— Перестань трещать, Малфой. В конце концов, это невежливо – к тебе гости пришли, а ты даже чаю не предложишь.

— Ну, положим, гость ко мне не пришел, а приполз. И потом — ты обратил внимание, что на моих губах не играет радостная улыбка? Как ты считаешь, почему?

— У меня не очень хорошо с легилименцией… Может быть, ты переел лимонов?

— Непринужденность твоих манер могла бы сделать тебя звездой зоологического сада, — задумчиво сообщил Драко.

— Прости?

— Очень мило с твоей стороны извиниться.

— Я не извиняюсь.

— А надо бы.

— Не делай такое лицо. На моем месте мог оказаться кто угодно.

— Но оказался именно ты.

— Подожди… ты что, намекал, что я похожу на обезьяну?!

— Сейчас ты больше походишь на медузу, но вообще – ты прав, именно это я и имел в виду.

— Гад!

— Хочешь сделать слизеринцу комплимент – назови его гадом, — промурлыкал Драко. – Змеи – мой тотем.

— Я-то думал, твой тотем – хорек.

— Ну и сволочь же ты, Поттер, — задумчиво сказал Драко. – Интересно, в кого бы превратился ты, обладай ты способностями к анимагии? А, ну да. В мартышку. Та же живость, та же тяга к перемене мест.

— Я живу полной жизнью, — с достоинством произнес Гарри. – В то время как некоторые загнивают в мещанском благополучии.

— Это ты про Уизли, что ли? Впрочем, уж лучше загнить в мещанском благополучии, чем свернуть себе шею в какой-нибудь дурацкой эскападе. Я люблю спокойствие.

— Какое может быть спокойствие, когда рядом Снейп?

— Поттер, ты так страстно его ненавидишь, что невольно закрадывается сомнение относительно подлинной природы твоих чувств.

— Что ты хочешь этим сказать?

Драко многозначительно поднял бровь.

— Меня сейчас стошнит, — убежденно заявил Гарри. – На этот самый ковер.

— Будешь собирать руками, — пригрозил Драко. – Держи свою грязь при себе.

— Только послушайте, — воззвал Гарри к мраморной Афине, — кто мне говорит про грязь? Человек, который подозревает, что я неравнодушен к Снейпу!

— Ты и вправду к нему неравнодушен.

— Но не в этом же смысле, пошляк! И вообще – я предпочитаю женщин, — соврал он зачем-то.

— Рад за тебя, — небрежно ответил Драко. — Есть женщины, которые определенно заслуживают предпочтения. Например, Флер Уизли. Даже старина Снейп в ее присутствии делается мечтателен, а это о чем-то да говорит.

— О том, что против природы не попрешь, даже если очень хочется, — хмыкнул Гарри. – Кстати, как тебе работается под его началом?

— Прекрасно, — Драко пожал плечами. – Интересные исследования и внушительный доход. В прошлом месяце мы подписали контракт на поставку Новейшего ускорителя с Департаментом здравоохранения Панамериканского министерства магии. Тебе таких денег и не снилось, золотко.

— Хвастун, — буркнул Гарри. – Я, знаешь ли, тоже не бедствую.

— Ты у нас просто идеал: с деньгами у тебя все в порядке, знаменитость национального масштаба, любимец женщин – или не любимец? А, Поттер?

— Заткнись.

— Хорошо-хорошо. Не сверкай так глазами – шторы подожжешь. А все-таки, чем ты занимаешься?

— Эээ… ну, ничего особенного я не делаю…

— Да, ничего не делать у тебя особенно хорошо получается.

Гарри как раз хотел скромно упомянуть, что его новую книгу приняли-таки к изданию, и очень расстроился, когда его прервали.

— Ты вообще знаком с тактичностью?

— Знаком. Хочешь, я ей тебя представлю?

— Оставь свои шутки, Малфой, — буркнул Гарри. — Если я захочу посмеяться, куплю свежий номер «Придиры».

Они помолчали.

— Ты послал Флер орхидеи, — обронил, наконец, Гарри.

— Послал. Нужно поддерживать хорошие отношения с коллегами. К тому же, дочка у нее славная. Бывают же на свете милые дети, которым и подарок сделать не жалко. А вот ты наверняка был отвратительным ребенком. Таких надо топить в ведре.

— Волдеморт разделял твою точку зрения, — заметил Гарри. – И где он сейчас? Радуйся, что не оказался там же. Незаслуженная милость Фортуны, вот как это называется.

— Поттер, — ласково сказал Драко. – Ты намерен обременять меня своим присутствием до самого Рождества? Поднимайся и выметайся. Я не старьевщик и терпеть не могу, когда в моей гостиной валяется ветошь.

Невольно почувствуешь себя униженным, когда лежишь на полу, а твой собеседник возвышается над тобой, как Эйфелева башня над Парижем, и припечатывает тебя почти что непечатными словами.

— Я ухожу, — сказал Гарри оскорбленно.

— Жду — не дождусь.

Гарри поднялся на ноги. Будь он в форме, сделал бы это одним решительным рывком, а получилось – вялым зигзагом. Главное – держать себя в руках, постараться не нервничать и поскорее убраться из этой комнаты. Гарри гордо вскинул подбородок… гостиная закачалась, и пол ушел из-под ног.

— Поттер, Поттер, не вздумай сдохнуть у меня на глазах! Люди скажут, что это я тебя отравил.

— Какой у тебя визгливый голос, — выдохнул Гарри, цепляясь за подставленное ему плечо.

Драко довел его до дивана и довольно грубо швырнул на кожаные подушки.

— Тьфу! – бросил он с отвращением и быстро вышел из комнаты.

Вернулся он с кувшином воды и стаканом на подносе.

— Возьми, — он протянул Гарри облатку цвета головной боли.

— Это яд?

— Нет, средство для прочистки мозгов. У магглов есть такая штука, называется «вантуз», тебе бы она больше подошла. В следующий раз предупреждай, когда соберешься заглянуть в гости, я куплю.

Не переставая говорить, Драко сунул облатку Гарри в рот. Гарри сглотнул и поперхнулся.

— Так вот что такое – вкус желчи и полыни, — пробубнил он.

— Запей.

— А это что? – спросил Гарри, подозрительно принюхиваясь к содержимому стакана.

— Просто вода, — пожал плечами Драко. – Стакан воды, и ничего больше.

— Нет, — пробормотал Гарри, вжимаясь в спинку дивана. – Только не от тебя. Это… этого нельзя.

— Да что с тобой такое, Поттер? – с раздражением воскликнул Драко. – Думаешь, мне заняться нечем, кроме как тебя обихаживать?! Пей и убирайся. Ну!

Он бесцеремонно приподнял Гарри за шиворот. Гарри с отчаянием схватил стакан и осушил его залпом.

— Все? Видишь, яду там не было. А теперь катись отсюда.

Гарри с трудом поднялся и попятился к дверям, не отрывая от Драко испуганно-зачарованного взгляда.

— Так это и есть моя судьба? Не может быть! — он наткнулся на знакомое кресло и застыл, как вкопанный. – Это же ужасно.

Драко наблюдал за его маневрами с все возрастающим изумлением.

— Что ты вчера пил, Поттер? – осведомился он. – Любопытно было бы узнать, какой именно напиток подобным образом подействовал на твою ущербную психику.

— Сухое вино – это у Гермионы. Шампанское, — принялся вспоминать Гарри. – Флер говорила, что дорогое, но, по-моему, соврала – ужасная кислятина.

— Должно быть, брют, — усмехнулся Драко. – Любишь сладенькое, верно? Гриффиндорская выучка. Неужели это ты с шампанского так набрался?

— Нет, конечно! – с возмущением отверг Гарри обвинение в слабости. – Потом Ремус угостил меня ромом. А потом было пиво. Да, и еще огневиски.

— О, — протянул Драко, — все ясно. Ну, можешь идти, Поттер.

— Куда? – с недоумением спросил Гарри.

— Домой. В бар. На помойку. Куда угодно.

Гарри растерялся. Вообще он за словом в карман не лазил, но тут вдруг обнаружил, что сказать ему нечего.

— Ну… до свиданья, — пробормотал он.

— Прощай, Поттер, прощай, — Драко развеселился. – Проводить тебя до дверей твоей квартиры? Или тебе хочется еще кого-нибудь навестить?

— Иди к черту! – рассердился Гарри. – Сам дойду.

— Мерлин в помощь, — напутствовал его Драко и закрыл дверь.

В некотором ошеломлении Гарри добрался до квартиры – всего пять шагов разницы, а сколько неприятностей!

Опасливо оглядевшись, он успокоился: в нише торчала статуя Гермеса, на плече у нее висела мантия, которую Гарри уже вторую неделю собирался сдать в чистку, на столе валялась растрепанная рукопись. Безусловно, это была его гостиная.

Гарри рухнул в кресло. Он ощущал странную расслабленность во всем теле. Голова не болела, но мысли разбрелись, словно буколические овечки, покинутые пастушком.

Он осрамился. Да еще перед Малфоем. А все почему? Кажется, Гермиона была права (как все же трудно дружить с человеком, который всегда прав!), и с выпивкой пора завязывать. Перейти на воду.

Гарри вспомнил о вчерашнем эксперименте и вздрогнул. Надо же было выдумать подобную глупость! Можно подумать, если Ремус или Рон дали бы ему воды, он бы тут же заключил их в объятья и предложил им руку и сердце. Вот Джинни – другое дело… но нет. Она тест не прошла. В отличие от Малфоя.

Гарри слабо улыбнулся. Последний человек, который ему нужен – это Малфой. Хотя и он, оказывается, не лишен зачатков альтруизма: избавил страдающего ближнего от похмелья, а ведь мог просто вышвырнуть из своей квартиры и оставить умирать на лестничной площадке.

Но эти издевки! Уязвленная гордость требовала отмщения.

Гарри решил, что при следующей встрече будет холоден и сдержан. Не позволит себе ни одного лишнего слова. А если и позволит, то только колкости, которые заставят лопнуть хваленое малфоевское самомнение, как мыльный пузырь.

Однако пустить в ход эту безупречную стратегию ему мешало одно обстоятельство: их с Драко общение сводилось к обмену кивками при встрече в коридоре или на лестнице, да и там они пересекались нечасто: Гарри допоздна писал, а потом отсыпался часов до двух пополудни, Драко же спозаранку уходил на работу. Возвращался он когда придется. Когда не приходилось, он не возвращался вообще.

Выходные отводились для визитов. К Драко наведывались невыносимо лощеные молодые джентльмены и их подружки в меховых манто до полу; к Гарри – братья Уизли, часто – в компании приятелей, при виде которых Зевс Громовержец в холле начинал супить мраморные брови и, кажется, пытался поднять руку с зажатой в ней молнией.

По будням Гарри приводил знакомцев иного рода. Однажды при этом он столкнулся с Драко. Вдвойне неприятно было то, что приятель Гарри оказался тощим брюнетом с орлиным носом.

— Пошляк, говоришь? – прошелестел Драко, поднимаясь вслед за Гарри по лестнице. – Ну-ну.

Гарри почувствовал, что уши его запылали, как два алых китайских фонарика.

— Не твое дело, — процедил он.

— Что ты сказал, дорогой? — обернулся брюнет.

— Ничего, — нервно ответил Гарри.

Драко тихо посмеивался.

В коридоре он остановился, подождал, пока гость не войдет в квартиру Гарри, и протянул:

— Значит, женщин предпочитаешь? Ну-ну.

Выпустив эту парфянскую стрелу, он покинул сцену.

Гарри полегчало только после того, как он трижды произнес про себя: «Сектумсемпра».

Вечер был испорчен.

Прошло около недели, а этот случай все еще не давал Гарри покоя. Он не мог понять, что же так его задело – Малфой не сказал ничего оскорбительного (по крайней мере, по сравнению с теми высказываниями, которые позволял себе раньше) и ни разу не упомянул о произошедшем во время их коротких коридорно-лестничных встреч, хотя Гарри ожидал ядовитых намеков и заранее приготовился к обороне.

Но нет – Драко кивал с обычным безразличным видом и по-прежнему ограничивался равнодушным: «Добрый день».

А Гарри все продолжал прокручивать в памяти злосчастный эпизод; клялся себе выбросить его из головы и тут же придумывал десяток остроумных, но, увы, запоздалых реплик. Занятие это нельзя было назвать совсем уж бесполезным – особо удачные варианты Гарри вставлял в роман, и все же такую реакцию нельзя было объяснить обычной досадой на то, что его уличили во лжи.

Если бы речь шла о персонаже одной из его книг, Гарри рассудил бы: он – персонаж! – влюблен в Малфоя и боится, что тот плохо о нем подумает. Но Гарри-то на мнение Драко было наплевать. Или нет?

Гарри продолжал свой эксперимент со стаканом воды уже месяц, но безуспешно: предполагаемые избранники и избранницы или вовсе игнорировали просьбу, или предлагали ему самые разнообразные напитки в диапазоне от маггловского кальвадоса до тыквенного сока. Малфой продолжал оставаться вне конкуренции.

«Но ведь и случай был экстраординарный», — утешал себя Гарри. – «На его месте любой поступил бы так же».

Однако чем больше он думал о Драко, тем симпатичнее тот ему казался; его недостатки как-то сглаживались, в то время как достоинства казались все неоспоримее.

Нужно присмотреться к нему поближе, решил Гарри, и в один из субботних вечеров, отбив Драко от стада гламурных сопровождающих лиц, пригласил его заглянуть как-нибудь. По-соседски.

Драко поднял белесые брови и явно собрался отпустить колкость, но брошенные гости разразились нетерпеливыми возгласами, и он ограничился лишь коротким «хорошо».

Гарри велел Добби сделать уборку и стал ждать.

Минула неделя, другая; Малфой не появлялся. Его вообще не было видно. В конце концов, Гарри махнул рукой и вернулся к прерванным поискам спутника жизни.



Около двух часов дня дождь закончился. Серая скорлупа облаков лопнула, и из трещин полился солнечный желток. Проворный острый луч заглянул в окно квартиры «Гермес» («очаровательная квартира с одной спальней на третьем этаже дома «Олимп», расположенного в очень удачном месте около баров и ресторанов») и испуганно отпрянул. Обратно он решился вернуться лишь в компании товарищей.

Сноп света прошелся, как веником, по давно немытому полу, миновал насквозь пропыленный фикус и добрался до письменного стола, за которым сидел хозяин квартиры. В отличие от своего жилища, хозяин был чисто вымыт и довольно привлекателен, так что лучи передумали спасаться бегством. Вместо этого они скрутились в жгут и улеглись молодому человеку на плечи.

Гарри зевнул и потянулся. Разложив на столе черновики и задумчиво покусывая кончик пера, он перечел написанное. Время от времени он добавлял новую строчку или стирал старую, заменяя ее улучшенным вариантом. Иногда он вспоминал о том, что завтракает – тогда он бросал в рот сливу и запивал ее остывшим чаем.

Надо вернуть Добби с Гриммо, решил Гарри, окидывая недовольным взглядом беспорядок, который уже давно миновал стадию «творческого» и стремительно приближался к первозданному хаосу.

Хотелось горячей еды и неостывшего чая. Диета из слив дала неожиданный и неприятный эффект. Гарри бросил перо и прислушался к монотонному урчанию в недрах своего живота.

«Йа! Йа! Н’гаи, н-яаа, н-яаа! Н’н’гаи, ваф’л фтагн – Йогг-Сотот! Йогг-Сотот!» — выводили полупереваренные сливы.

— Интересно, Гермиона запланировала такой эффект в качестве мести за то, что я не женился на Джинни, или это трагическая случайность? – спросил Гарри у Гермеса.

«Сходил бы ты за продуктами, дружок», — телепатировала ему статуя.

В дверь постучали. Гарри бросил взгляд на часы. Стрелки остановились на цифре «три».

Кто бы это мог быть? Наверное, Рон. Неужели трудно сообразить, что невежливо наносить визиты в такую рань? Приличные люди к этому часу только приступают к завтраку. Выругавшись, Гарри отставил чашку с недопитым чаем и пошел открывать.

— Ну, какого черта тебя принесло?.. — начал он и осекся.

На пороге стоял Малфой.

Если бы Гарри специально выбирал самое неподходящее начало для беседы, вряд ли он сумел бы придумать худшее.

— Хочешь поразить меня своей вежливостью? Не утруждайся, — сказал Драко после секундного замешательства. — Я знаю, что ты из себя представляешь. Иногда мне кажется, что вас со Снейпом воспитывал один и тот же тролль.

Гарри открыл рот. Потом снова закрыл и растерянно поглядел на гостя.

— Что ж, раз мне настолько не рады, придется уйти, — Драко сделал шаг назад.

— Нет, нет, — очнулся Гарри. – Я ждал другого человека. Заходи.

— Не хотелось бы мне быть этим «другим», — заметил Драко, переступая порог.

— Не стоит беспокоиться. Ты — единственный в своем роде.

— Это неискренний комплимент или неуместная ирония?

— Это констатация приятного факта. Будь таких, как ты, много, мир превратился бы в филиал Ада.

— Таких, как я, не может быть много. К счастью, к таким, как ты, это тоже относится. Стоит подумать о мире, заполненном полоумными грязнокровками с манией величия, как хочется освежить в памяти запас непростительных проклятий.

— Нравится тебе оскорблять людей, как я погляжу.

— Ты прав. Нравится.

— Это потому, что сам ты ничего из себя не представляешь. Надо же тебе как-то самоутверждаться.

— Не путай роли, Поттер. Это была моя реплика.

— Ты всегда так ведешь себя в гостях?

— Нет, только у тебя. Ты меня раздражаешь.

— Наши чувства взаимны. И сядь ты, ради Мерлина! Не понимаю, почему мы разговариваем стоя.

— Потому что гость не должен садиться, пока ему не предложат этого сделать, — пояснил Драко светским тоном. – Если только он не инвалид и не немощный старец. Ты же не считаешь меня инвалидом?

Он выбрал кресло, на котором не валялись носки и газеты, и опустился в его пыльные глубины.

— Я считаю тебя… — начал Гарри, но продолжить ему не удалось: из живота снова послышались таинственные звуки, подобные тем, которые издавала легендарная Гримпенская топь.

Хозяин и гость переглянулись, после чего хозяин сделал вид, что звуки не имеют к нему никакого отношения, а гость сделал вид, будто этому поверил.

— Видимо, я должен тебя чем-нибудь угостить, – сказал Гарри после неловкой паузы.

— Так принято, — согласился Драко. – Нелепые предрассудки, но что поделаешь? Приходиться им следовать, если не хочешь прослыть человеком, не ведающим приличий. Впрочем, тебе терять нечего. Погубить твою репутацию так же невозможно, как потопить швейцарский флот.

— Флер тонко подметила: ты – просто душка, — ухмыльнулся Гарри. – Что будешь пить?

— Кофе, если тебя не затруднит.

Гарри поплелся на кухню, ругая себя за непредусмотрительность, – он очень сомневался, что среди его скудных припасов обнаружится кофе. Сливы совершенно распоясались и квакали, как лягушачий хор по весне.

Распахнув шкафчик, Гарри взмолился о чуде, и чудо свершилось: за неряшливо надорванными пакетами с корнфлексом стояла баночка, наполненная коричневым порошком. Вздыхая, Гарри потыкал в нее ножом, раздробив слежавшийся кофе на несколько кусков, нашел не совсем грязную чашку и со всем этим добром вернулся в гостиную. Зачарованный чайник плыл следом, наклоняясь в такт шагам Гарри и выплескивая кипяток из носика на затоптанный ковер.

Драко поглядел на гостеприимного хозяина, и уголки его губ поползли вверх.

— Будешь ухмыляться, как Мона Лиза – деревянная рама тебе обеспечена, — буркнул Гарри, локтем спихивая со стола стопку пыльных детективов.

— Грубиян, — Драко достал носовой платок, обернул им руку и помог Гарри расчистить место для чайника. – Почему у тебя так грязно? Неужели Добби от тебя сбежал?

— Нет, я попросил его пожить в доме на площади Гриммо – Люпину и Тонкс нужна помощь по хозяйству.

— Так его, — Драко ухмыльнулся. – Наверное, уже жалеет о том, что решил сменить хозяев.

— Он любит меня, — холодно сказал Гарри, бросая в чашку кусок окаменевшего кофе и заливая его кипятком.

— Он так говорит, Поттер. Эльфы – хитрые твари, как все потомственные рабы. Ты никогда не узнаешь, что он думает о тебе на самом деле… Поттер, что ты делаешь?

— А что? Ты не пьешь растворимый кофе? Ах, да. Ты же у нас аристократ! – Гарри начал заводиться.

— Я не пью растворимый кофе, — спокойно сказал Драко, — и никто не пьет растворимый кофе, если его насыпают в уже приготовленный чай.

Гарри посмотрел на образовавшуюся в чашке бурду, выругался и выплеснул ее в фикус.

— Так вот почему здесь так странно пахнет, — заметил Драко. – Очень удобно, когда помойка прямо под рукой. Уизли научили или сам догадался?

Гарри открыл рот, чтобы выдать уничижающую тираду, но живот снова скрутило, на этот раз не на шутку. К бульканью Гримпенской топи добавился вой собаки Баскервилей.

— Погоди, — пробормотал Гарри, срываясь с места. – Я сейчас.

— Любопытная у тебя манера принимать гостей, — сказал Драко, дождавшись его возвращения.

— Вот такая я неординарная личность, — хмуро ответил Гарри.

— Это заметно, — Драко помахал рукописью. – Столь оригинального правописания я еще не видывал. Слово «неадекватный» пишется через «е» — запомни его хорошенько, оно тебе еще не раз пригодится. О чем только думают эти парни из издательства?

— У меня есть корректор. Вижу, тебя заинтересовала книга? Могу дать почитать, — предложил Гарри с наигранной небрежностью.

— К чему такие жертвы? Впрочем, даже любопытно взглянуть на плод твоего расстроенного воображения. Это о любви?

— Это роман ужасов, — гордо ответил Гарри. – Он о чудовище, которое завелось в канализации небольшого провинциального городка и терроризирует его жителей, а некоторых и пожирает. Группа подростков решает избавить город от монстра…

— Звучит знакомо. Главного героя не Гарри зовут? – перебил Драко.

— Нет, — процедил Гарри.

— Странно. Так, что тут у нас? Оторванные руки, отгрызенные ноги… ты, Поттер, вечный ребенок. Притом нездоровый психически. Думаешь, такое кто-то станет покупать?

— Издатель сказал, что мое творчество позволяет человеку избавиться от чудовищ, таящихся в подсознании, — сообщил Гарри.

— По-моему, такая история позволит избавиться лишь от крепкого сна и хорошего аппетита, — заметил Драко, но рукопись не вернул. – А первая книга о чем была?

— О метле «Нимбус-100».

Драко поперхнулся.

— В эту метлу вселился демон.

Драко заржал.

— Метлу покупает подросток, ее старый владелец скоропостижно умирает, и…

— … метла начинает терроризировать жителей небольшого провинциального городка.

— Откуда ты знаешь? – насторожился Гарри.

— Логика, мой безумный недруг – ловкость ума, и никакого мошенства.

— Я ничего не знаю о логике. Я живу велениями сердца.

— И позывами плоти, — Драко хихикнул.

— Если бы ты действительно был человеком светским, то ни за что бы мне об этом не напомнил.

— С кем поведешься, Поттер.

— Кстати, а с кем ты повелся? Что-то давно я тебя не видел.

— Стосковался? – физиономия Драко приобрела ехидное выражение.

— Еще чего. Просто констатирую факт.

— Любишь ты факты констатировать. Не боишься, что они ответят тебе тем же?

— Я не пугливый. Так где тебя носило?

— На курорт ездил. На озеро Титикака, — Драко почему-то засмеялся.

— Весело было?

— Тощища, как всегда.

— Зачем тогда ездил?

— А где же мне еще отпуск проводить? – удивился Драко.

— Дома.

— Можно подумать, дома лучше. Пожалуй, единственное место, где я не скучаю – это работа.

— Я тоже не люблю отдыхать, — признался Гарри.

— Ты хочешь сказать, что трудишься? – Драко скептически скривил губы.

— А ты думаешь, текст сам собой на бумаге появляется? – рассвирепел Гарри. – Да я по двенадцать часов в день вкалываю, как домовый эльф!

— Надо же. Хоть что-то у нас с тобой есть общее – помимо Добби.

Гарри титаническим усилием воли сдержал довольную улыбку.

— А зачем ты вообще берешь отпуск, если тебе нравится работать?

— Затем, что он мне полагается. Я никогда не отказываюсь от того, что мне причитается по праву.

— А заодно и от того, что причитается по праву кому-нибудь другому, но приглянулось тебе, — съязвил Гарри.

— Ты уловил суть, — кивнул Драко.

— Не так-то просто тебя пристыдить, — Гарри вздохнул.